Стихи и переводы пятницы. Жутики.

Сегодня я малость ужаса напущу и всякой мистики, ибо если настоящим поэтам можно, то отчего же мне нельзя.

Ну и какая мистика без хорошего оборотня? А если оборотень еще и лис — так вообще красота получается. Не Гримпенская болота, конечно, но тоже досталось и охотникам, и скакунам…

А это мой перевод баллады про Черного Лиса.

Летели стрелою зеленой весной
Под лай лучшей своры собак,
Да только не видно лисы ни одной —
Обидно, досадно, но так!
Наш главный охотник, гроза здешних лис,
Вдруг молвил такие слова:
"Да хоть здесь сам Дьявол сейчас появись —
От нас убежал бы едва!"
Глядим, впереди, на помине легка,
Бежит перед нами лиса:
Блестящая шкура чернее греха,
И ярче, чем угли, глаза.
Весь день по полям гнали чёрную масть
Забыв про обед и про дом,
А хитрая тварь вдруг — к реке, в воду — шасть,
И встала на береге том.
Смеялась лисица, да так, что листва
С окрестных слетала дерев,
И кони, шатаясь, стояли едва,
И прятались псы, присмирев!
-Довольны охотою вы, господа?
Понадоблюсь: Дьявол, явись!
Я снова сюда прибегу и тогда
Других не захочется лис!
Мы в город погнали коней, что есть сил,
Что пот нам, усталость и грязь?
А сзади лис черный неспешно трусил
Тихонько и грозно смеясь…
-Довольны охотою вы, господа?
Понадоблюсь: Дьявол, явись!
Я снова сюда прибегу и тогда
Других не захочется лис!

А следующая баллада — мой оммаж Николаю Васильевичу Гоголю, родившемуся и окончившему дни свои в марте.

До сих пор помню, как мелкою второклассницей пару ночей не могла уснуть, представляя себе, как лунной ночью над широким Днепром вытягиваются страшные костяные руки чуть ли не до звезд, и сипит-подвывает жуть бело-туманная, колыхаючись над берегом: "Душно мне! Душно!"

Стремянной Сатаны

Над широким Днепром серебрится луна,
Думу думает юный казак:
— Ой, меня забери, вражий сын, Сатана,
Но без грОшей я просто босяк,
Нету хлопцу удачи в родной стороне,
Как же дни мне свои коротать,
Я поклясться готов прямо здесь, при луне,
Хоть нечистому стремя держать,
Лишь бы был у меня добрый конь, молодца,
Шаровары, да шапка черна,
И тогда уломаем отца — гордеца,
И моей наречется она.
Только слово промолвил — глядь, лодка плывет
Супротиву теченья реки,
А седок в этой лодке глядит, не гребет,
Очи светятся, как угольки.
— Что, ты звал меня, хлопец, чтоб стать стремянным?
Так за службу получишь сполна,
Будет черен твой конь, как пожарища дым,
Твоя шапка да будет черна!
Будет сабля, одежда, и конский убор,
Будут слава, богатство и власть,
Только чти, стремянной, ты меж нас уговор —
Что над всем, что твоё, моя власть!
И года пронеслись.. Атаманит казак,
И с удачей дружина дружна,
Он теперь куренной, от теперь не босяк,
Есть и дом, и Одарка — жена,
Есть два сына, что статью своей превзошли,
Всех ровесников, гордость отца.
Как-то раз ввечеру, и в грязи, и в пыли
Привели куренному гонца:
— Пане, помощь нужна, турок ломится к нам,
Нам бы пару деньков простоять,
Ведь на помощь спешит по широким долам
К нам москальска союзная рать!
И послал за старшИм пан-отец куренной,
Вмиг готов и отряд, и наказ
Бить татарскую рать. И спокойный душой
Спать ушел куренной в этот раз.
Спит и видит: дошел до реки его сын,
Принял бой, как отец повелел,
И москаль не подвел – он, по духу един,
Расстарался, примчался, успел!
Но в плену оказался любимец отцов,
И, очам бы не видеть того:
Он решился слюбиться с одним из сынов
Хана турок, врага самого!
И проснулся отец тёмной тучи черней,
Только враз побелели усы,
Вспомнил Божию мать, и молился пред ней,
Только Бог ему не дал слезы…
Год прошел, никаких от старшОго вестей,
Только сон знает батькин позор,
Но несет ко Днепру вновь недобрых гостей,
Чьи подарки – пожар да топор.
И в отцовом отряде сын младший пошел
Отчий кров защитить – воевать,
Польский пробовать меч – хорошо ли остёр,
Смерть принять, иль добычи набрать.
И отбились они в этот раз от панов,
И добыли оружья, коней,
Посекли, как траву, сотни вражьих голов –
Нет казачеству дела милей.
Но пропал младший сын – утонул ли, убит,
Только сердце болит у отца:
Неотпетой кровиночка где-то лежит.
И согнула беда гордеца…
Только снится ему раз под пятницу сон –
Что живой его меньший сынок,
Предаётся любви с польским княжичем он,
Точно кошка ластится у ног.
И проснулся отец, сам от горя не свой,
И к иконам – да нет образов,
Лишь сверкает глазами, качает башкой
Чёрный паныч из прошлых годов:
-Что ты молишься, дурень, я взял верный куш,
Всё обещано, раб скудный, Мне,
Я хозяин их жизней, их судеб, их душ
Раз ты стремя держал Сатане!