Эксперименты с трезвостью на минувшей неделе привели к тому, что я не был нормально в ресторане каком-нибудь с учётом отсутствия оных и на праздниках почти четыре недели. Раз был вообще-то, вот в этой истории его можно найти, но я плохо помнил содержание — чётко отложилась только тема с плохими салатами и чачей. А так чтобы сесть и выпить по-человечески — ну вот реально в последний раз пил до Нового года.
Картинка для привлечения внимания — фотография Вернера Бишофа, которая как бы демонстрирует, что даже когда вокруг всё разрушено, иногда под ногами чувствуется какое-то направление
И вот к началу этой недели количество людей, которым нужно выпить со мной, или с которыми нужно выпить мне, перевалилось через дамбу здравомыслия и постепенно затопило лакуны алкоголизма.
Вечером в понедельник меня забрали с работы на служебном джипе и привезли с собутыльником в хорошо мне известный эдакий ресторанчик-бар в углу городской карты. Солнце за панорамными окнами катилось за горизонт, в зале никого не было, фоном играл какой-то плейлист в ютубе, в котором я угадывал Radiohead и ещё что-то смутно знакомое, и меня моментально — мне так показалось — затопило остатками не по-зимнему тёплых солнечных лучей. Казалось, что планета чуть остановилась и можно выдохнуть, выключить телефон, не думать, не отвечать, не размышлять и не волноваться. Отвлекал только рабочий блокнот, в который была воткнута ручка — встреча была из разряда тех, на которых лучше иметь блокнот с ручкой, но остальное я выключил. Собственно, нужно было всего лишь включить авиарежим и отключить вайфай на айфоне.
Мы заказали всё самое обычное, но это было именно то, что нужно — филе селёдки с маринованным луком и рассыпчатой картошкой, тарелку с то, что принято называть разносолами, тарелку сыров, я взял тёплый салат с тунцов, он какой-то свой, стейк какой-то там особенной прожарки из говядины с овощами на гриле, воду, чай, 0,5 сначала ледяной "Пять озёр" и какой-то морс. Честно говоря, мне сейчас это даже писать сложно, хотя уже два дня прошло.
Никак не могу врубиться, чем селёдка в ресторане в таком вот привычном виде отличается от аналога, который я периодически собираю дома, но чем-то точно отличается. От первой рюмки ледяной водки, которую я запаковал с насаженным на вилку куском прохладной селёдки с намотанным на неё луком, у меня, во-первых, закатились глаза, а, во-вторых, я вспомнил знаменитый текст Гришковца — вот этот:
И никогда бельгиец, который варит лучшее в мире пиво, или француз-винодел из Бордо, с большими, чёрными от работы руками, или маленький, потный мексиканец, который гонит из кактусов золотистую, ароматную текилу, или худой, бледный шотландец, твёрдый, как дубовая доска, и пропитанный виски, как дубовая бочка, не узнают гениального, удивительно сильного и при этом сложного вкуса глотка холодной водки из старой, гранёной рюмки, оставшейся ещё от деда… Рюмки, выпитой в субботу после бани…После того, как несколько друзей мужиков… Или когда дед, батя и пара сыновей после покоса… Или когда два брата после долгой разлуки встретились, затопили баньку, долго парились, выходили на воздух покурить или прыгнуть в снег… А потом снова парились… А в доме женщины накрывали стол, суетились… И вот мужики в чистом исподнем, с взъерошенными волосами, шумно дыша и громко говоря вваливаются в дом… Лица румяные, выбритые, лампочка отражается на блестящих кончиках носов… Садятся они за стол, немедленно наливают по рюмочке и со словами «ну… дай нам Бог!…» смачно выпивают, крякают и, выхватив из глубокой тарелки по варёной, рассыпчатой картофелине, закусывают жадно… Кто, кроме нас, поймёт, о чём идёт речь…
В общем, всё пошло своим чередом, и мы выпили первую (в смысле, бутылку), и вторую, и закусили, и съели всё в итоге, объяснились и объяснили друг другу всё, что обычно объясняем, и договорились, и приняли резолюцию и наговорили друг другу комплиментов, и перемыли кости, посмеялись и даже похохотали, по три раза сходили отлучиться, и расположили к себе официанту, имя которой почему-то легло мне в голову — Маруся!
Домой меня увёз всё тот же служебный джип, и я ещё играл с детьми; матерясь про себя, собирал какой-то шмоток текста в почте, выкручивал и вкручивал лампочки, резал какую-то бумагу — всё это, конечно, медленно допивая бутылку водки, взявшуюся откуда-то из воскресенья. Водка была — "Архангельская" и я в который раз зарёкся покупать эту, в принципе, красивую бутылку с какой-то ураганной дрянью внутри.
Во вторник днём мне было немного тихо. Я полдня переваривал информацию, полученную от вчерашнего собутыльника, после чего свалился в текстовый документ, в котором провёл шесть довольно безумных, но очень интересных часов, после чего спустился вниз, сел в машину и поехал на привычную рабочую встречу, всегда проходящую по вечерам вторника и без алкоголя. Дома я был в 21.50 примерно — снял одежду, залез в душ, стоя в котором я мечтал почему-то лечь на пол и чтобы меня сверху кто-нибудь невидимый поливал тёплой водой. На кухне меня ждали почему-то оладьи, аппликации, ножницы и цветная бумага. Дети ползали по мне, прижимались ко мне, ластились и тыкали в глаза — иногда острыми предметами. От них пахло — свободой. Больше чистотой, но моя аналогия в этот момент была — свобода.
Примерно к 11 вечера шум утих, я достал из холодильника бутылку "Архангельской", на дне которой было примерно две рюмки, вспомнил Гришковца и собрал два маленьких бутербродика из того, что было — обжарил чёрный хлеб, натёр его чесноком, намазал тонко маслом, открыл банку шпрот, бросил поверх по одной рыбёшке, рядом прислонил по половинке хрустящего маринованного огурца из банки с импортным названием. Когда дело было сделано, было уже около половины 12-го. Я оставил только свет в вытяжке над плитой, положил тёплые ещё бутерброды на красную тарелку, поставил рядом с ней бутылку, рюмку, сел за стол, глядя на засыпающий город, и вспомнил прошлую неделю. Где-то ближе к её завершению, когда я в пятницу наматывал круги по пожарной лестнице, у меня возникло ощущение того, что где-то рядом есть другой мир — полный сосредоточенности или быть может даже осознанности. Я пытался отловить это чувство — оно почему-то пересекалось с пойманной два часа назад на детях свободе. Как будто эти два не до конца пойманных ощущения непонятно чего как-то друг с другом коррелируют. Собрать всё в единое целое мне мешали остатки похмелья — они не давали сосредоточиться и отбросить эмоциональный шум вокруг этой непонятной мысли про что-то светлое и чистое. Потом я вспомнил вчерашний кабак, и у меня сразу начали работать слюнные железы. Я сосредоточился и начал вспоминать текстовый документ, в котором мне было сегодня так комфортно, прошлое лето и лето 2006-го года, думал о том, что, быть может, помедитировать (нет), думал о книгах, фильмах, сериалах, путешествиях, КАСКО, которую нужно обновить на новую машину где-то в июне, о табличках, в которые нужно бы занести планы и цели, о жене, детях, коллегах, горе Мунку-Сардык.
Короче, потом слюна начала подниматься откуда-то из желудка уже в центры головного мозга, я налил одну рюмку, подержал её на весу с полминуты, потом закинул в себя и забросил внутрь бутерброд. Почти без перерыва — как только прожевал — выпил вторую, закусил и выкинул бутылку в мусорное ведро. Сразу накатила жалость от того, что пить дома больше нечего. В буфете внизу стояла бутылка плохого сладкого вина, но я решил не деградировать до полного отупения и залез в постель с наушниками и айфоном. Третий сезон "Настоящего детектива" нравится мне гораздо меньше первого и особенно второго, так что хватило меня на полсерии.
***
Блог заблокирован администрацией Я.Дзена за использование слов "бухать" и "секс". В этой связи подписывайтесь на телеграм-канал, я туда всё транслирую и иногда пишу больше, чем в блог.