Сикофанты государевы, или изветы, которые мы потеряли.

Так как комментаторы с огнем антисоветизма в сердцах продолжают жечь глаголом, то и я продолжу оказавшуюся довольно плодовитой тему о благонамеренном стуке.

Первая и вторая части написаны, а мы углубимся во времена стародавние и благопромысленные, когда Россией правили помазанники, и всё совершалось честь по чести… Даже тогда, когда про эту самую честь т не вспоминали.

Сикофант — слово древнее, греческое, так на родине европейской культурности назывались профессиональные доносчики, а зачастую и клеветники. Согласитесь, для заголовка — самое то. Тем более, что эти деятели во времена славной античности занимались тем же самым, про что я писала в первых двух статьях: собирали компромат на влиятельных лиц для возбуждения против них какого-нибудь судебного процесса. Часто делалось это ради сведения счетов, получения взяток или просто из черной-пречерной зависти к чужому успеху в любой из сфер деятельности. В случае судебного выигрыша забирали себе часть штрафа или доли конфискованного имущества ответчика. Сикофанты азартно охотились на состоятельных граждан, авторитетных ораторов и выдающихся полководцев, и даже деятелям искусства доставалось от их внимания.

Ну да вернемся в наши широты с их юдолью скорбей.

На Руси скрепной дело со стуком обстояло просто отлично, хоть и именовалось затейливо — ябедами (карябедами, что на полу валяются), довОдами (потом перешло в формулировку "довожу до Вашего сведения") и изветами (от "известить"). Во времена ордынского владычества доносами друг на дружку не брезгали заниматься и князья, в том числе московские. Иван Калита, к примеру, так устранял своих соперников, а заодно получал "великие пожалования" из Орды за проявленную благонамеренность.

Про государя Иоанна Васильевича, прозванного Грозным, я писать не стану, потому что и без меня про его практики много написано. Зато приведу цитату, характеризующую правление при его кратковременном преемнике, царе Борисе:

Доносили друг на друга попы, чернецы, пономари, просвирни, жены доносили на мужей, дети на отцов. От такого ужаса мужья от жен таились. И в этих окаянных доносах много крови пролилось невинной, многие от пыток померли, других казнили. Обвиненным резали языки, сажали на кол, жгли на медленном огне.

Тут, как говорится, прекрасно всё, и "сюда дотянулся проклятый СталЕн".

После Смуты дело пошло еще веселее — изветы стали частью повседневной жизни Московского государства. Первые Романовы очень нервно относились ко всем словам, которые могли бы задеть их право на престол, даже к пьяным речам, и наказание за недонесение о подобном было весьма суровым, поэтому простой обыватель ставился перед дилеммою — или первым донести, или самому за недонесение попасть соучастником.

Тишайший Алексей Михайлович лишь укрепил систему:

«18. А кто Московского государьства всяких чинов люди сведают, или услышат на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл и им про то извещати государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всея Русии, или его государевым бояром и ближним людем, или в городех воеводам и приказным людем.

19. А будет кто сведав, или услыша на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл, а государю и его государевым бояром и ближним людем, и в городех воеводам и приказным людем, про то не известит, а государю про то будет ведомо, что он про такое дело ведал, а не известил, и сыщется про то допряма, и его за то казнити смертию безо всякия пощады».

Князю Голицыну еще повезло, а иных и казнили, и имущество всё отобрали, как у Федора Шакловитого:

по извету человека боярина князя Андрея Ивановича Голицына и по розыску, что боярин, также и теща его, боярыня Акулина Афанасьевна, говорили про царское величество неистовые слова, и за ту вину ему, боярину князю Андрею Ивановичу, на Красном крыльце сказана сказка: „Князь Андрей Голицын. Великие государи указывали тебе сказать, что ты говорил про их царское величество многие неистовые слова, и за те неистовые слова достоин ты был разоренью и ссылке, и великие государи на милость положили: указали у тебя за то отнять боярство, и указали тебя написать в дети боярские по последнему городу, и жить тебе в деревне до указа великих государей.

Нет, это все были козни НКВДшников и лично Сталин в прошлое на машине времени летал..

При Петре Первом всё это было поставлено на рельсы министерские: царь-император создал в 1711 году государственную корпорацию – институт фискалов (один-два человека на город), обязанных "над всеми делами тайно надсматривать и проведывать" и доносить в центр обер-фискалу о замеченных ими должностных и иных преступлениях. Церковные власти контролировались духовными фискалами – "инквизиторами" (!!!!). Священникам же предписывалось доносить об открытых им на исповеди злодействах или умыслах на их совершение (если священник усматривал отсутствие раскаяния), но священники решались оставлять это дело, насчет раскаяния, на решение светских властей… А в 1723 году Петр пошел еще дальше и разрешил духовным лицам принимать доносы по государственным преступлениям прямо в церкви.

Извещали и при Петре, и после Петра. С усердием и в ожидании для себя пользы. Но государи и государыни всё еще нервничали…

Анна Иоанновна решила, что времени на раскачку нет, и потому её указ впервые вводил в практику доносительства обязательный и очень короткий срок подачи "извета" — два дня. А обывателям, пропустившим указанный срок, как соучастникам «за то чинить смертную казнь, без всякие пощады».

Николай Неврев "Княжна Прасковья Григорьевна Юсупова перед пострижением". 1886 г. Пострижена в монахини при Анне Иоанновне на основании оговора брата. В чем обвинял — я не нашла.

Вы будете смеяться, но возвышенные духом дворяне из числа декабристов тоже планировали утвердить свою систему контроля народной благонадежности, а именно учредить Министерство Государственного Благочиния, чтоб оное всеми мерами охраняло и сохраняло образ правления и высшую власть и должно было иметь сеть своих информаторов, которые сообщали бы о каждом шаге и слове граждан.

Но у декабристов ничего не вышло, а Романовы усиливали и усиливали контроль…

В 19 веке агенты Охранного отделения и уголовно-сыскной полиции, занимавшиеся наружным, уличным наблюдением и негласным сбором информации, получили название филеров (фр. fileur — сыщик), или, в народе, шпиков, топтунов и подошв.. И перед Февральской Революцией было таковых 40 тысяч человек, не считая священников, обязанных, как мы помним, про исповеди сообщать куда следует.

И вот он, свобода грянула у входа!!!! Царизм пал!! Большевики не настали!!! Из воспоминаний А. В. Пешехонова, одного из лидеров Трудовой партии (Первые недели, Воспоминания о Февральской революции 1917 г.).

Третий арестованный обвинялся в том, что он осуждает революцию. Задерживать этого не было уже ровно никаких оснований… Если он даже сказал фразу, которую ему приписывали и которую он отрицал, то это ведь его право. Иначе, какая же это будет свобода?

и оттуда же

Нас донимали доносчики. Стоишь бывало в толпе, а кто-то тащит тебя в сторону и шепчет, что такой-то поп сказал контрреволюционную проповедь. Другой самовольно вручает список квартир, в которых имеются спекулятивные запасы. Третий многозначительно сует в руки бумагу о том, что… Иногда, возвратившись ночью домой, я набирал в своих карманах целую пачку таких доносов.

И тут "Сталин, система, НКВД"???

Опять "это система поощряла"?

Свергли систему, всё, кончилась, родимая, теперь свобода, революция и красные бантики — и тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук.. про каждый чих.

Картина Васи Ложкина

Так, может быть, строителям нового социалистического отечества пришлось столкнуться с плодами веками выпестовывавшейся, последовательно и со всем тщанием взращиваемой модели поведения, одолеть которую за несколько лет было невозможно, хоть они и искренне старались?

Для нового мира был нужен НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК, и большевики растили этого нового человека, образовывали его, книжки заставляли читать, досуг организовывали, что "отрясти прах старого мира с ног", а заодно и из голов всякую плесень вытряхнуть. Но люди-то были СТАРЫЕ. Выращенные еще в той модели мира, где исповедь — не тайна, где "слово и дело", где филеры и шпики, а донос — норма жизни, вон, сколько в революционных ячейках оказывалось осведомителей и провокаторов…

И всё-таки, всё-таки