Давно интересовал вопрос о причинах канонизации военной аристократии. Европейской, частью которой являлась русская военная элита, имевшая, по сути, скандинавское происхождение.
Отчасти причину следует искать в IV веке, когда император Константин Великий – язычник (митраист?), принявший на смертном одре арианство (во всяком случае крестил его епископ-арианин Евсевий Никомедийский) сделал христианство дозволенной религией.
Именно тогда епископат не возражал против задействования военно-административного ресурса все еще языческой империи для борьбы с инакомыслящими. Речь о появлении донатистов в Северной Африке, подвергшихся гонениям с согласия покровительствуемого Константином епископата: https://cyberleninka.ru/article/n/konstantin-i-donatistskiy-raskol-pervye-shagi-imperatora-313-314-gg/viewer
Увы, последний не ответил монарху в том смысле: без тебя разберемся, и уж точно – без гонений. Быть может, в тех условиях это и не представлялось возможным. Но участие государства в жизни Церкви не могло не иметь обратную сторону: прославление ряда правителей. Подобный формат взаимоотношений сохранился и после гибели Римской империи, когда Церковь стала канонизировать вчерашнюю варварскую военную элиту – разумеется, не всю.
Причины следует искать и в мотивации принятия ею христианства. С моей точки зрения, наиболее полный ответ на данный вопрос дал выдающийся итальянский медиевист Франко Кардини в своей фундаментальной работе «Истоки средневекового рыцарства».
Итак, читаем (речь о раннем Средневековье): «История миссионерства показывает, до какой степени проповедь и крещение, следовательно, миссия и обращение, евангелизация и христианизация неразрывно связаны между собой. Крещение по сути своей должно было явиться заключительным актом обращения в новую веру. Исторически же оно чаще всего предшествовало, если не сказать – подменяло собой процесс обращения ».
Но что интересно: «Сама фигура Христа, являвшегося сначала в светлом облике "божественного сына", погруженного затем в ужасное таинство смерти, а затем воскресшего и вознесшегося на небо, представлялась германцам вполне приемлемой. (В скобках сразу же отметим, что Христос на кресте действительно до боли похож на Вотана, повешенного на Мировом ясене Иггдрасиле, и на невинного Бальдра, чью смерть горько оплакивают боги.) Так что Христос приемлемая фигура. Более того, готские воины должны были относиться к нему с большой симпатией ».
Соответственно, проповедь строилась следующим образом: «Крупным планом публике демонстрировали образ Христа торжествующего, Героя под стать самому императору. Ведь только превратившись в символ победы, и вовсе не обязательно победы духовной, крест древний символ позорной смерти – становится в римской эйкумене предметом единодушного и ревностного поклонения».
Таким образом, варварская военная элита приняла Христа как Бога военной победы, миновав Нагорную проповедь. Удивительного здесь ничего нет: для германцев и пришедших в восточнославянские земли скандинавов отнюдь не мир, а именно война виделась естественным состоянием. Таковым она была для Хлодвига – первого из франкских правителей принявшего христианство и первого же канонизированного франкского правителя.
И Русь здесь не стала исключением: прославление Бориса и Глеба, что стало только началом канонизации нашей военной аристократии. Но здесь, конечно, надо разделять, скажем, благоверного Игоря Черниговского (погибшего не как воина-аристократа, а как, по сути, монаха) и, скажем, Александра Невского .
Если Вам понравилась статья — подписывайтесь на мой канал .
Игорь Ходаков