Баба Галя, только недавно отпраздновала шестьдесят восьмую годовщину. Еще удивлялась, как здоровье то сохранить сумела. Бегала по двору, грядки полола, землю копала. Все ей, казалось, было ни по чем. А только несколько дней пролетело, после дня рождения, как упала вместе с полным ведром, посередь кухни. В спину вступило, встать не могла сама. Хорошо телефон был с собой. Сыну дозвонилась. Приехал он, да на койку положил.
Стал размышлять, что с ней делать дальше. Загрустила Галина Сергеевна, помирать собралась. А тут и невестка с внучкой Настенькой, заявилась в деревню, неожиданно. Ни разу она сюда не приезжала. Аж странным это показалось бабуле.
Лежала она и думала, как же они лечить ее собираются. А они, похоже об этом и не помышляли. Только секретничали о чем-то, закрывшись от нее. Прислушивалась старушка как могла, только не смогла уловить она суть их разговоров.
Только на следующий день, взял ее сын Алешка под руки, повел куда-то. Она подумала, что скорая приехала, так нет. Отвел он ее в кухоньку летнюю. Положил на холодный, неудобный топчан, да и говорит, что лечить они ее не намерены.
Денег на это нет. Все равно ей недолго уже осталось. А они молодые, им жить. Ипотеку платить нужно, внучку ее растить. Поесть, так уж и быть, принесут. Но на большее не рассчитывай.
Лежала Галина Сергеевна, и пикнуть боялась. Всю жизнь она сыночка своего холила и лелеяла. Одна растила, последние крошки ему отдавала. Сама не доедала, когда приходилось учить его. Да и свадьбу им с Жанной сама оплатила.
Ее родители, и копейки не выделили дочери. О приданом не говоря уже. Все понимала Галина Сергеевна, к молодым не лезла. В городе у них только дважды была. Когда на свадьбе гуляли, да когда внучка Настенька родилась. И всем помогала всю жизнь. Овощи свежие с огорода, варенья да соленья отправляла постоянно. И чем же она заслужила такое к себе отношение, понять не могла.
Лежала она в кухоньке, уж который день, ни жива ни мертва. Сына уже и побаивалась. Грубо так стал относиться к ней, словно ждет не дождется, когда на тот свет спровадит. Вместе с невесткой, стыд совсем они потеряли. Стали водить покупателей. Среди бела дня.
Жанна заливалась, расхваливая домовладение, на все лады. Нисколько не стесняясь больной свекрови. Словно она уже отдала Богу душу. И как только им не стыдно обоим было. Она ведь живая, лежала и слышала все.
Стены то тонкие. Знала все, что во дворе и в доме твориться. С недавних пор вот, Настенька заболела. Галина Сергеевна, если бы сама была здорова, выходила бы девочку. Тут и лекарств новомодных не нужно было. Мед да малиновое варенье. В баньке попарить ее докрасна, да в одеяло укутать. Утром бы хворь как рукой сняло. А они причитают, бегают.
Врача собираются вызывать. А какой тут врач, в деревне? Один только фельдшер Володька. Седой мужик, с темным прошлым. Сидел говорят он за что-то. Вот ему никто особо и не доверял. На работу то его взяли, поскольку желающих на его место не находилось. Зарплату платили, вот и сидел он в медпункте полуразрушенном, штаны протирал.
Все деревенские, сами лечиться предпочитали. А уж если чего серьезное приключиться, так из района скорую вызывали. Но Алешка все-таки за ним поехал. Слышала баба Галя, как машина его заурчала. И голос потом, Володьки седого, услышала во дворе. Осмотрел он видимо Настеньку, назначил лечение. А когда выходил обратно, поинтересовался у Алексея, куда бабушка то девалась. Так сын и ответил ему, что в дом престарелых она захотела переехать. Вот и пришлось отвезти. Скучно ей стало одной здесь.
Баба Галя, аж кружку уронила от такой наглости. Хотела закричать, чтобы внимание Володькино привлечь. Но сын уже уводил фельдшера подальше от ее кухни. А после и к ней заглянул, да кулаком погрозил. Чтобы в следующий раз не вздумала выпендриваться.
Ночью, увидела баба Галя, свет от фонарика, проникший в ее окно. После дверь отворилась, и темная фигура проникла в кухню. У бабушки даже кровь в жилах застыла.