Сказка про кота и Новый год для одного фотографа.

Давненько я не рассказывала своим читателям сказок, и это, наверное, было совершенно неправильно с моей стороны. Поэтому вот, вытащила свою старенькую с Проза.ру — побуду-ка в преддверии Нового года тем "безумцем, которые навеет человечеству сон золотой", хотя на всё человечество я ни в коем случае не замахиваюсь…

На даче было тихо, только потрескивали дрова в печи, да позванивали колеблемые каким-то неистребимым дачным сквозняком игрушки на наряженной загодя ёлке. Неподалеку, в теплом углу, отстраненные захватившими власть женщинами от предпраздничной суеты, коротали время внук с дедом.

Дед пытался читать книгу невесть какого года издания и постоянно задремывал над нею, забыв перевернуть страницу, а внук, сопя от усердия, пытался собрать деревянный домик из вырезанных дедом деталей, чтоб потом поместить его под ёлку в качестве подарка для домового. Бабушка утверждала, что именно домовой устраивает сквозняк, открывая под полом форточку, проветрить свой запечный угол, и внук надеялся, что, вселившись в новый дом, домовёнок Кузя забудет об этой своей досадной привычке, из-за которой ему, Тёмке, не разрешают бегать по полу без тапок, а без тапок так здорово шлёпать по отполированным временем потемневшим деревянным доскам, и так приятно щекочут пятки коврики, которые бабушка настилает повсюду.
-Деда, а деда, (мальчик, решил, что тишины с него хватит) расскажи что-нибудь!
— Аааа? А что тебе, Артем, рассказать?
— Ну сказку, конечно же, Новый год скоро, а у меня домик не достраивается!
— Может, лучше я тебе помогу?
— Нет, я сам! У меня руки не крюки, но если ты что-нибудь расскажешь, может, у меня веселее дело пойдет.
«Дело веселее пойдет» — это выражение внук подхватил от деда, который любил что-либо мастерить и, чтобы дело шло веселее, включал музыку времен своей молодости (на современные песни, которые слушали с мобильных ребята и воспитательницы в саду у Артёма, у деда была стойкая слуховая аллергия).
— Ну, хорошо, расскажу. Так вот, жил был один человек, и увлекался он фотоохотой.
— Дед, это как?
— Зверей и птиц фотографировал, в естественной среде обитания, в лесу там или в поле. Или даже на болоте, и туда забирался. Фотоаппараты тогда были не такие, как сейчас, современные, с электронными мозгами и почти бесконечным количеством кадров, а плёночные, и надо было фотографировать так, чтобы потом было что проявлять и печатать. Время от времени фотографии этого дяденьки печатали разные журналы, а жены у него не было…
— Почему?
— Ну, потому что женщины, которых он встречал, не понимали, зачем охотиться с фотоаппаратом, когда все охотятся с ружьем, и у женщин тех, кто охотится с ружьём, такие замечательные шапки и воротники из красивого меха, а из фотографий, как известно, ни шапок, ни воротников не делают.
— Дед, да этого меха сейчас у всех полно, вон, даже у мамы две дубленки и эта, «мечта молодости» есть.
Мечтой молодости Тёма называл широченную лисью шубу, надевая которую, мама становилась похожей на пушистое солнце, и которую папа подарил ей на прошлый Новый год.
— Нет, Тёмкин, тогда меха было мало, зато объективы для фотоаппаратов в нашей стране делались великолепные, сейчас это производство умерло, и… Да ладно, рано тебе об этом… Так вот, жил этот дяденька в однокомнатной квартире, и с ним жил кот. Большой пушистый кот, очень-очень старый, его дяденька еще студентом подобрал, возвращаясь с госэкзамена по научному коммунизму (опять меня куда-то не туда заносит), серый, с хвостом, похожим на дым из трубы, и очень-очень мудрый, человеку даже казалось порой, что кот этот гораздо умнее его, а живет с ним потому, что собирает материал для академического труда по психологии людей, что-то вроде «Как жить с человеком и управлять им».
-Деда, так он совсем как наш!
-Ну, не знаю, как наш, но похож, наверное.

Как-то раз, под самый Новый год (потому что встречать его в одиночестве было неуютно, а близкие друзья встречали этот праздник с женами и любимыми) этот дяденька отправился в лес за фотографиями. Ему были нужны не просто фото зимнего леса, а настоящие шедевры, потому что журнал, на страницы которого хотел попасть каждый фотограф в его стране, проводил новогодний конкурс, он, чем чёрт не шутит, очень хотел не просто принять в нём участие, а стать призером, ведь главным призом была фотография на обложке февральского номера, а такая честь была мечтой всех, кто увлекался фотографией в его стране.
Оделся он, значит, потеплее, взял с собою термос, фотосумку с принадлежностями, лыжи, оставил кота на хозяйстве и рано, еще до рассвета, сел в электричку, и отправился в лес за самым лучшим кадром.
Долго ли коротко ли ходил он, но, наверное, долго, раз выпил весь чай из термоса, и, наконец, когда солнце уже клонилось к закату, вышел на берег застывшей речки и понял, что идеальный кадр сейчас у него за спиной: пригорок, лыжня, спускающаяся к реке, редкие ёлочки в снегу и розово-золотисто-сиреневый от заходящего солнца снег (а он хотел снять всё в цвете, и плёнку зарядил соответствующую). А чтобы получить этот кадр, он должен перейти через речку и сделать фотографии, и он пошел… Однако, когда он уже подходил к другому берегу, лёд вдруг предательски затрещал, пошел трещинами, и наш герой мгновенно понял, что не только шедевра ему не видать, но, похоже, дело принимает страшный и, вполне возможно, смертельный оборот, и получит водяной фототехнику и фотографа к Новому году, но… Но тут с берега кто-то замахал ему рукой и звонкий голос крикнул: «Эээээй, давай сюда, не бойся, не утонешь!» Лыжи как будто сами понесли его дальше, быстро-быстро, обгоняя ледяной страшный скрип и треск, и он оказался на берегу лицом к лицу с самой настоящей Снегурочкой.
— Настоящей, правда?
— Ну, так он подумал, потому что перед ним стояла очень красивая девушка, присутствия которой на берегу он не заметил ранее, в синем спортивном костюме, белой шапочке с помпоном, который сверкал от инея и белом-белом шарфе.

«А вымокли-то Вы изрядно,» – сказала девушка, и только тут фотограф заметил, что, похоже, несколько метров шел по воде, потому что лыжные ботинки у него были мокры и в них предательски хлюпало. – «Давайте быстрее, снимайте этот кошмар, у меня в рюкзаке есть большие аварийные валенки и пара носок, а наверху, метрах в трехстах – автобусная остановка, и Вы сможете добраться как-нибудь до дома…»
«Вы — фея?» — только и смог вымолвить он.
Он не помнил, как переоделся в пушистенькие носки, которые были ему катастрофически малы, как надел огромные «партизанские» валенки, как они вместе выбрались наверх и как, решив не ждать автобуса, он поймал попутку, как приехал домой, и куда делись Снегурочкины лыжи. Пришел в себя он уже дома, когда чайник мурлыкал на плите, на ногах у него были уже свои носки, а в промокшие лыжные ботинки были набиты аж четыре номера «Литературной газеты». Кот увивался вокруг Снегурочки и глядел на неё влюблённо, что-то восторженно мурча.
«Я только на полчасика, мне еще домой успеть надо.»
«Снова спасать незадачливых лыжников?»
«Может быть,» — уклончиво отвечала она.
И они пили чай на кухне, с мёдом (спасибо заботливой маме фотографа) и пряниками, а потом кот со страшным грохотом что-то свалил в комнате, и это оказались альбомы с фотографиями, они стали их рассматривать и фотограф рассказывал истории о каждой, а кот сидел на полке, закрывая собою часы, потом она уснула на диване, а он примостился на ковре, подложив под голову два фотоальбома, совершенно забыв о несделанном кадре своей мечты и, когда засыпал, удивляясь, как это они не досидели до полуночи с торжественным боем курантов и традиционным бокалом шампанского, кот подошел к нему и сказал: — Знаешь, хозяин, за полчаса влюбиться на всю жизнь невозможно, а теперь есть шанс… я перевел стрелки, я ведь, мрррр, знаю все ваши сказки, и даже сочинил некоторые из них…
— Ага, деда, знаю-знаю, они жили долго-долго и счастливо-счастливо и умерли в один день! Артём вдруг посерьёзнел, – Дедуль, а ты научишь меня фотографировать?