Вторая половина дня пятницы — вечная тема для околоалкогольного фольклора, и я, надо признаться, уже писал об этом. Вот был посты про то, почему все бухают в пятницу, и какой бонус можно получить, если не поддаться общей истерии. Но сегодня я сообразил, что при описании алкогольного пятничного психоза не учитывается фактор грусти, которая часто влияет на алкоголика не меньше, чем сама по себе привычка.
Когда забираешься за 35 лет, осознаёшь степень зависимости, да и просто когда начинаешь чувствовать печень и поджелудочную железу под рёбрами, то как-то эволюционно начинаешь откатываться от образа жизни, в котором тотальные пятничные пьянки начинают планироваться ещё в среду, потом перетекают в субботние продолжения и пьяные воскресенья, в которые часто выпиваешь ещё за завтраком, а обед обычно запиваешь бутылкой водки.
Это довольно затяжной процесс, но постепенно ты понимаешь, что тебя уже автоматически не тянет вот в эти вот три твои компании, единственная цементирующая основа для которых — именно алкоголь. Сначала ты не бухаешь с ними одну пятницу из 10, потом две, потом понимаешь, что единственные такие пятницы стали случаться только по поводу чьего-нибудь дня рождения или чего-нибудь не менее глобального.
Это не означает, что ты не бухаешь в пятницу — ещё как бухаешь, но немного подмывается фундамент этой дурно на утро пахнущей системы. Тем не менее, бетонных плит там и после этого завались. Например, рабочие вечерние встречи с коллегами, привычка выпить с мужиками по кружке пива (то есть по три кружки пива и по бутылке водки), вечера в кругу семьи, когда мама цедит рюмку коньяка два часа, а ты за это же время выпиваешь просто всё, что есть спиртного на столе.
Но, в общем, я тут понял, что за это сложное с точки зрения осмысления алкоголя в моей жизни лето я как-то иначе немного стал смотреть на весь этот выходной запой, и иногда к вечеру пятницы у меня ничего нет в планах.
Вот в сентябре сегодня вторая пятница, когда ничего нет. Я никуда не приглашён. Нет ни одной рабочей пьянки, или отделы перемещаются в кабаки слишком незаметно для меня. Я никого не хочу звать в гости, и жена не хочет. Мы уже обсудили — не сходить ли в кабак с детьми — но не сходить по целому ряду причин. Нет ничего в мессенджерах, никто не позвонил, ничего не произошло, и даже родители нас не позвали — чёрт, такое бывает раз в пятилетку.
И в этот момент тебе становится грустно. Может, вам не становится, но я прямо сегодня после обеда я загрустил. Стал, как говорит одна моя коллега, так скажем по работе, испытывать чувство грусти.
Мне как-то писал какой-то мудак в почту, что что ты будешь делать без алкоголя, алкоголический урод?! Мол, мне тебя жалко, но у меня есть рецепт! Я ещё рисовал ему по этому поводу пост про то, куда засовывается жалость. Так вот в целом мне есть, чем заняться. Теоретически я могу не спать три года, и у меня всё время будет занятие. Даже если запереть меня на лесной опушке, но оставить интернет или гнома, который будет мне таскать еду и книги, я смогу сидеть там три тысячи лет и читать то, что написало человечество за предшествовавшее ссылке и прошедшее с момента её начала время. В моём телефоне 300 книг, которые я жажду прочитать немедленно, но не прочитаю даже за пять лет. Ещё 50 книг стоят дома на полках. Я молчу про непросмотренные фильмы, сериалы, недоигранные компьютерные игры (на сайт ag.ru я не могу заходить много лет, потому что меня там просто разрывает от зависти по поводу того, что кто-то имеет возможность в это играть). Плюс у меня дети, с которыми интересно, я хорошо и с удовольствием готовлю, люблю простецкие походы вокруг города и поехать на машине в любую сторону, заночевав в чистом поле около котелка с тушёнкой и картохой. Короче, мне есть, чем заняться.
Но когда есть все основания для того, чтобы не выпить вечером в пятницу и всем этим заняться, мне бесконечно грустно. Я пока даже не могу понять, от чего именно.
Но могу предположить, что от того, что даже при всём этом сонме возможностей и чётком понимании того, как мне будет хорошо, если я не выпью и, например, залезу на сопку и заночую там около костра, глядя на ночной город из точки, где никого не может оказаться ни за что на свете, я всё равно выпью.
То есть можно всё.
Но я сейчас поеду, куплю бутылку.
И выпью.