В последнее время люди начали заниматься странным украшательством — то знаки рисуют, то ленточки разноцветные вяжут.
В том числе белые.
И вот что мне вдруг вспомнилось из исторического европейского опыта ношения белых повязок.
Итак — кончается 16 век, Франция. Представители династии Валуа еще не знают, что еще немного, и их правление закончится, и увлеченно придумывают, как бы избавиться от набирающего силу религиозного инакомыслия в лице французских гугенотов.
Надо сказать, что в этом противостоянии все стороны были хороши, ибо когда ты веришь правильно, а твой визави заблуждается, то руки так и тянутся выбить из него эти заблуждения, как досадную пыль из перины, а посему за период с 1562 по 1570 год по прекрасной Франции прокатились три опустошительные религиозные войны, основательно убавившие число сторонников обоих взглядов на веру.
Добрых католиков особенно задевал тот факт, что гугеноты не платили церковной десятины, а так же не нуждались в оплате отпущения грехов, дерзновенно полагая, что лишь один всемогущий Бог может решать, спасён человек или нет. Десять процентов дохода ежегодно — это достаточно весомый повод, чтобы больно ранить религиозные чувства тех, кто эти проценты выплачивает.
Чтобы прекратить дальнейшее прореживание подданных друг другом, правящий дом решил связать узами брака Маргариту Валуа (сестру короля) и Генриха IV Наваррского (представителя рода Бурбонов, поддерживавшего гугенотов). Предполагалось, что этот союз утвердит мир в стране, но что-то пошло не так…
А точнее, было решено, что если отсечь головы кальвинистского дракона, которые соберутся в Париж на это судьбоносное бракосочетание, то уничтожить тело труда не составит.
Проводником в массы этой воистину вероломной идеи был герцог де Гиз, сам в мечтах примеривавший на себя корону Франции и ярый католик.
Так вот, белыми повязками, совершенно добровольно и массово, отмечали себя добрые католики и жители Парижа накануне приснопамятной Варфоломеевской ночи, состоявшейся 24 августа 1572 года.
Те, кто был без повязки — гугенот или сочувствующий, подлежал отправке туда же, куда ранее Симон де Монфор отправлял катаров для окончательного разбора грехов и деяний.
Об этом даже историческое полотно имеется:
Джон Эверетт Милле Влюбленный гугенот накануне Варфоломеевской ночи
Как изволите видеть, юная влюбленная католичка молодому человеку, придерживающемуся другой точки зрения а христианство повязку навязать хочет, а он… с ней прощается. Навсегда.
А вот другое прощание:
Джон Милле «День Святого Варфоломея, 1572 год»
Выбор между верой воинствующей и верой милосердной сделан…
А это уже другая картина, о том, что произошло с теми, кто был в ту ночь в Париже без белых повязок:
Эдуар Деба-Понсан, "Утро у ворот Лувра", 1880
Ох уж эти исторические аллюзии с современностью!
Россия, будучи государством православным и, следовательно, находившимся на обочине всех этих идейно-религиозных борений, в стороне всё-таки не осталась.
Точнее, не остался в стороне её тогдашний государь, Иоанн Четвертый, прозванный за крутость нрава Грозным, который писал по сему поводу брату своему, императору Священной Римской империи Максимилиану II, следующее: «А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том хрестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил».
Кровь великую без ума пролил…
Если верить историкам, то 200 тысяч гугенотов были вынуждены покинуть Францию и от 10 до 30 тысяч (по разным источникам) погибло.
Но династию Валуа и главенство католичества во Франции это не спасло, и через несколько лет после описываемых событий на трон взошел Генрих Наваррский, принявший католичество потому, что "Париж стоит мессы", а после уравнявший в правах гугенотов и католиков знаменитым Нантским эдиктом, подписанным им в апреле 1598 года.