— Мам, что ты… сделала с волосами? — лишь и произнесла Кристина, внимательно рассматривая мать.
Ольга Валерьевна, словно актриса на премьере, вертелась перед зеркалом в прихожей. В её глазах искрился какой-то молодой, незнакомый блеск.
— Что, не нравится? — с лёгким сарказмом тряхнула она новой прической. — Илья сказал, что я теперь напоминаю Милен Фармер в молодости.
Кристина ощутила, как слова застревают в горле. Опять этот Илья. Сколько раз она уже слышала его имя: «Илья то!», «Илья сё!».
— Илья… Илья… — с уколом в голосе повторила она. — А ты не задумывалась, что рыжий цвет волос в сорок лет — это как-то… — она замялась, подбирая слова более осторожно.
— Как-то что? — Ольга Валерьевна с вызовом посмотрела на дочь. — Договаривай, если уже начала.
Тишина затянулась. За окном медленно угасал осенний день, на стенах танцевали тени.
— Это выглядит странно, — наконец произнесла Кристина. — Ты же учитель, человек с уважением в обществе. А ведёшь себя как… как девчонка.
Ольга Валерьевна медленно расстегнула пальто. Её руки, обычно уверенные, слегка дрожали.
— А что если да? — её голос стал мягким, почти невесомым. — Может быть, я действительно влюбилась. Почему бы и нет?
Ольга Валерьевна родила Кристину сразу после окончания школы. Вся её молодость прошла в заботах о ребёнке. Мечты о большой любви канули в небытие. Будущий отец, испугавшись ответственности, ушёл, оставив её одну.
Благодаря своим родителям она устояла, не опустила руки, продолжила учёбу, а затем помогала дочери расти и сама не останавливалась на пути к своей цели.
На протяжении всей своей жизни Ольга Валерьевна не позволяла себе даже помыслить о любви. Она боялась, что Кристина почувствует себя брошенной. Но теперь, когда дочь стала взрослой, она наконец решила, что настало её время быть счастливой.
Ольга Валерьевна задумчиво провела рукой по рыжим волосам и опустилась на край дивана — именно на нём они когда-то с маленькой Кристинкой строили замки из подушек и читали сказки до поздней ночи.
— Помнишь, — её голос стал мягче, — когда тебе было пять лет, ты как-то спросила, почему у всех есть папа, а у тебя нет. Что я тогда ответила?
Кристина помнила. Забыть это было невозможно. Она опустилась рядом с мамой, ощущая, как злость уходит, уступая место теплоте и привязанности.
— Ты сказала, что мы с тобой особенные. Что нам никто не нужен, потому что мы лучшие подруги.
— Верно, — Ольга Валерьевна взяла её за руку. — И мы действительно были лучшими подругами. Всё это время. Помнишь, как в четырнадцать лет ты захотела сделать пирсинг в носу? Все мамы были в ужасе…
— А ты со мной пошла и тоже проколола, — Кристина невольно улыбнулась. — Бабушка чуть в обморок не упала, — хихикнула она.
Они замолчали, погружённые в воспоминания. Столько всего было: первая безответная любовь, когда мама ночью варила какао и обещала, что боль уйдёт, и их совместные походы по магазинам, когда Кристина выбирала для мамы стильные рваные джинсы и яркие блузки.
— Но знаешь, доченька, — Ольга Валерьевна вздохнула, подбирая слова, — всё это время мне казалось, что я не живу… как будто поставила свою жизнь на паузу, погрузившись в твою.
— А теперь ты встретила Илью, — Кристина встала, раздражение вновь охватило её. — Который моложе тебя!
— Да, ему двадцать три, — Ольга Валерьевна спокойно поправила её. — Но дело не в возрасте. С ним я впервые за много лет ощутила себя живой. Не просто матерью, не просто учителем, а женщиной.
Кристина смотрела на мать — такую красивую, с яркими рыжими волосами, румянцем на щеках и блеском в глазах. И вдруг поняла, что боится. Боится, что её мама уже не принадлежит только ей. Боится, что теперь ей придётся делить её с кем-то другим. Или, возможно, боится признать, что мама тоже имеет право на счастье.
Тишину в кухне нарушил кипящий чайник. Обе женщины сидели каждая в своих мыслях, рядом, но одновременно вдали друг от друга, погружённые в собственные переживания.
— Знаешь, что он мне сказал? — Ольга Валерьевна вздохнула. — Что я похожа на французскую певицу из девяностых. Представляешь? — она нервно рассмеялась. — А я даже забыла, что могу быть похожа на кого-то, кроме усталой женщины с кучей тетрадей.
Кристина почувствовала, как горло сжимается. Она никогда не думала о маме как об "усталой женщине". Для неё мама всегда была самой красивой и молодой. Но теперь, глядя на её сияющее лицо, она поняла — всё это время мама носила маску. Маску идеальной матери, которая забыла о себе ради дочери.
— Он ведь моложе тебя, — Кристина прошептала. — Намного моложе. И что скажут в школе? Что подумают ученики?
Ольга Валерьевна повернулась к ней с удивлением:
— А знаешь что? — её голос дрожал. — Мне совершенно не важно, что скажут другие. Совсем.
Продолжение рассказа по ссылке:
— Тебе уже 42, внуков пора ждать, а она замуж собралась, — стыдила дочь матьАнастасия Павлова | Заметки из жизни14 января